«В подвале художника крыса жила…»
Сергею Григорьеву
В подвале художника крыса жила,
какао пила и хозяйство вела.
И друг мой художник – когда запивал –
не думал о быте и горя не знал.
– Художник, художник, – твердил я тогда, –
ты с крысой навечно, а я – иногда…
Я знал эту крысу, не знал, почему
мне выпала птица, а крыса – ему.
Я знал его жизнь, но не знал, отчего
она не моя, эта жизнь, а его…
Не в меру завистлив и в меру тверёз,
я шёл к нему в гости в жилетке для слёз
(жилетка, жилетка – как очи жены,
твои сухожилья слезой прожжены), –
я шёл к нему в гости, уже за версту
расслышав, как лапка прилипла к холсту,
как бьётся она, как дерётся с холстом,
сеча его дали сторуким хвостом…
– Художник, художник, – волненье уймя,
кричал я ему, угощеньем гремя.
И он расцветал, получая портвейн,
и пела она, принимая ликёр…
Ах, как выпивалось нам под помидор,
в то время, как крыса крошила эклер…
– Художник, художник, не спи в башмаках, –
несчастная крыса молила в слезах, –
художник, художник, не спи под столом –
щекой на щели и на кисточке лбом…
(Ах, в эти часы из жилетки моей
легко выжималось десяток морей…)
Когда я из пьяного сна выплывал,
я слышал, как крыса утюжит подвал:
послушные ей, то метла прошуршит,
то встанут навытяжку карандаши,
то кисть, разбегаясь со скоростью Ту,
сквозь бури палитры летит по холсту…
Художник, художник, я понял в тот час,
кто дышит за нас и кто пишет за нас,
что счастье твоё и несчастье моё
зависит от лапок и зубок её…