ЕXEGI MONUMENTUM
1.
Бесформенная горстка,
останки фитиля.
Памятник из воска
себе воздвигла я.
Копоть отлетает,
и пьедестал остыл.
Но прежде чем истаять,
кому-то он светил.
2.
Не тьмою тем, не мраком
метафор и фанфар,
но тем зеленым зраком,
что смотрит светофор,
тем одиноким глазом,
мерцающим впотьмах,
кому приказ – не разум,
а дух – не страх.
3.
«Нет!» – наверное таков
был мой первый крик,
трудно учится язык
«во веки веков, –
еле выговорить, – да,
si, и ja, и yes».
Yes, my Lord, my God. Звезда
катится с небес.
4.
Успокойся, упокой
эту лихорадку,
лучше твердою рукой
разгадай загадку,
сколько звезд на небе и
сколько отразилось
в синем море. И, на милость,
не пугайся, не боись…
5.
Отвага – текучая влага,
пригреет – и нету ее,
и волглая рвется бумага,
в музей отдается копье,
и, стоя под знаменем флага,
ты пуст, опрокинут, как фляга,
где некогда было питье,
да стенки пробило копье.
6.
И я – рассказчик.
Но чего? о чем?
Мой черный ящик
каким ключом
отомкнуть? В пучину
как занырнуть,
ища причину,
вылавливая суть…
7.
Когда Ему бок
прободло копье,
Он всхлипнул и смолк.
Репьи и тряпье
три дня трепетали
в изножьи скалы,
а в небе летали
римские орлы.
8.
История поэзию не учит,
поэзия историю – тем паче,
и кто кого по пересылкам мучит,
не зарифмуешь…
Умри, мой стих, нечесаный, немытый
и, проявивши нрав, лишенный прав.
Невинно убиенный Лжедимитрий,
заряжен в пушку, падает стремглав.
9.
Кто с колокольни
глядит на муравейник,
а кто еще школьник,
значит, муравей.
Копытами кони,
хвостами как веником,
кто уже покойник,
а кто еще живой.
10.
История поэзии сестра
и только.
Их не регистра не сравнить, ни реестра,
малая толика
семейной схожести в тяжести век,
в манере
рот приоткрыть, но не в дискурсе, нет,
по крайней мере.
11.
«Поэта далеко заводит речь…»
И не поэта.
Туда, где нам ни сесть, ни стать, ни лечь,
ни тьмы, ни света
и ничего, к чему привык,
и тщетно бедный наш язык
к десне старается прильпнуть,
и выговорить, и всплакнуть.
12.
– Ты плачешь? – Эти слезы,
не первые оне,
как санные полозья
по очередной зиме,
как всё те же грезы
в предутреннем полусне,
как палых шишек гроздья
на теплой осенней земле.
13.
И наутро восьмого дня,
забыв об арифметике,
я вышла в путь, в карман не взяв
ни паспорта, ни метрики,
ни тощих томиков стихов,
и вот иду – до петухов,
до стен Ерусалима,
сухим огнем палима.
* * *