ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ
Кто этот праздник праздновал вдвоем –
к золотоносной прикасался жиле.
Рапсод грядущий скажет: «Воспоем
их горестную участь! Прежде жили
старинные любовники…» Со зла
не сыщешь слова пакостнее в мире.
Оно как штофчик мутного стекла,
захватанного пальцами в трактире,
таверне, приграничном кабаке,
где Лжедимитрий пьет и жаждет крови,
а всё ж оно синица в кулаке –
другого нет в стыдливой нашей мове…
Кто этот праздник праздновал – урод,
калека! – от виска и до мысочка
он шел полвека: вечная отсрочка
всесильной смерти. Смерть наоборот.
Он по пескам, сто лет не знавшим вод,
всё вел и вел ночные караваны.
Звенели колокольцы вдалеке,
и змеи заплетали на песке
сквозные иероглифы, барханы
круглились плавно. Были налицо
все признаки погибели. В кольцо
текли шелка. За ними вслед, витая,
тьма бабочек летела из Китая,
как это описал другой поэт.
Светало. Вновь синел и меркнул свет.
Глушил моторчик голубь на карнизе.
Святой Франциск ложился спать в Ассизи,
с пернатыми окончив разговор.
А те вдвоем всё шли и шли меж гор,
по лилиям долин, под сенью башен
ливанских, мимо ланей на ковре
у дочки падишаха – в январе,
многоочитом марте и в апреле,
тревожном, пыльном, шли сквозь птичьи трели
и уханье совы – здесь проведем
от локтя до колена и от кисти
до щиколотки! – в соловьином свисте
своим Великим Шелковым путем…
Они, едва закончив торжество,
опять спешили путь начать сначала,
и не было на свете ничего,
что их двоих от прочих отличало
таких же, павших в звездный окоём –
они в столетьях так же ворожили:
«Когда устанем праздновать – умрем,
не зная, что бессмертье заслужили».
1998–2002
* * *