ВСЁ ОБ ОДНОМ
стихи
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
И наконец (в который раз!) мы вместе
С Тобой – выходим на колосники.
Скорее, это стеллажи. Скорее —
Ряды тональностей, несущих Фугу.
Но почему, как только я взмолюсь —
«Отец, я больше от Тебя ни шагу!» —
Так снова просыпаюсь в колыбели,
Запомнив лишь Терпение Твое…
1995
САМОЕ ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
…Черно-белые сказки юдоли земной,
Где от общего корня растут надо мной
И душистый табак, и ночная звезда,
Где за окнами снятся-висят города,
Где, чем жестче порода исходного дня,
Тем надежнее в воздухе держат меня…
Ave, братья мои – Фридерик да февраль,
Черно-белый пейзаж, черно-белый рояль,
Это – Ангел мой черный, с лицом, словно мел,
Что ко мне сквозь пестроты пробиться сумел.
Вот и помню я, не дожидаясь конца,
Черный Космос с сияющим ликом Отца!
1997
* * *
«Вот, родилась – и вглядываюсь в созвучья…»
Вот, родилась – и вглядываюсь в созвучья,
Точно гипнотик, вслушиваюсь в пейжази:
Каждая ветка ждет от меня послушанья.
Кажется, расшифровав такие простые знаки,
Их на себя нанизав, как на живую нитку —
Стану прямой, как стрела, и стану готова к полету —
Согласно закону, лишь на лету обретая голос.
Чем же мне тщатся помочь – кипрей, поющий на крыше,
Тополь, подрытый ковшом, но шелеста не отдавший?
Что за слова такие, о чем они, в самом деле?
«Знай свое место», – твердят, – «займи, наконец,
свое место…»
1995
SILENTIUM
1.
Какая высокая судьба —
Быть деревом.
Какая свободная,
Осознанная,
Творческая судьба.
Освобожденная Богом
От липких радостей быта,
Преданная целиком
Изученью
Реальностей бытия:
День ото дня отличать
Лишь по степени мастерства,
Толщине временных колец,
По успехам в каллиграфии веток,
В единстве листа и кроны,
В совершенстве
Формирования ветра,
Педантично распознавать
Все оттенки
Внутри всех вечных кругов,
Помнить лики всех суток,
Все пожатья транзитных птиц
И не иметь соблазна
Уйти,
Круглый год продуваться насквозь,
Промерзать чуть не до сердцевины —
Не может быть жизни чище,
Завидней
Растительного существованья!
2.
Только Солнце вошло в Водолей —
Налетели инкогнито,
длинноклювые спицы вращая лучами,
сквозь сутулый гон облаков,
кучевых миражей,
облепили мне ветки –
и заскрипели, как сотни детских колясок,
едущих мимо сотни
моющихся окон,
ведь январь –
это самый первый месяц июня!
И зазвенели:
«Не может у птиц быть имен,
ни у зверей, ни у нас,
ни у камней, ни у музык,
всяк сам себе имя,
и каждый знающий – знает,
что чем ближе к Нему,
тем свободней – свобода,
тем всеобъемлющей – всё,
и – больше нет между нами
душной пленки словес…»
1994
* * *
«Каждый день проступает на мне…»
Каждый день проступает на мне,
Каждый изгиб ветвей
И поворот
Облачных анфилад,
Любое телодвиженье воздуха.
Когда всю поверхность меня
Покроет
Эта натальная роспись —
Я перестану
Быть перерывом в пейзаже.
1990
* * *
«Все время помнить, кто ты на Земле…»
Все время помнить, кто ты на Земле —
Для этого ведь сила неземная
Нужна.
Старательно припоминая —
Болтаюсь странно, об одном крыле…
Вот-вот припомню – и крыло второе
Раскроется над бедной головою!
1994
* * *
«Когда я в землю вдавлена спиной…»
Когда я в землю вдавлена спиной,
Удобней Небу говорить со мной.
1994
ДОМАШНЯЯ РАБОТА
Встроить Небо в квартиру,
Не скомкав Неба,
Не разрушив квартиры…
1986
УТРОМ
Дух свободный, бессмертный, бесплотный
Переходит положенный шок —
И капризное тело сквозь плотный
Мир иллюзий – ведет на горшок,
По дороге урок вспоминая:
Надо не проморгать Благодать,
Не имея ни воли, ни рая,
Не умея ни знать, ни летать…
1994
* * *
«Мое утро – ужасней ночи…»
Мое утро – ужасней ночи,
Но —
Необходимо встать вертикально
И разбудить
Сознание,
веру,
любовь,
Тело,
желания,
память,
Встроить Сей День в общий план —
Пока еще не проснулись
Страхи
и тупики…
1990
* * *
«И странно прямо в комнату смотреть…»
И странно прямо в комнату смотреть,
И странно темноту переупрямить…
В начале утра проще умереть,
Чем заново искать дневную память.
Но взгляд, нащупывая белый день,
Наткнется на вчерашние печали:
Твой нежный профиль, скисшая сирень…
И «крылья распахнутся за плечами»!
1988
* * *
«Слякоти неумолимой…»
Слякоти неумолимой
Шамканье, будничный путь…
Господи, милый, любимый,
Дай Благодати глотнуть!
И – точно Ангел незримый
Очи сподобил разуть:
Слякоти Неумолимой
Шамканье, Будничный Путь!!!
1994
* * *
«В последние осенние часы…»
В последние осенние часы —
Ни ветра, ни дождя, ни красок.
Осень
Костры сожгла и залила,
И в поле
Развеяла.
А птица пролетит —
Как зеркало качнется надо мною:
Покажется, что мы уже все вместе…
1980
* * *
«По лестнице, веруя слепо в подъем…»
По лестнице, веруя слепо в подъем,
не зная ступеней, перил и прогнозов,
с руками раскинутыми, в птичьих позах —
все вместе идем и судьбу узнаем.
Единственный нам разрешенный полет —
в пожатье неведомом, в тайном сцепленье,
и если кому-то не хватит ступени —
вся цепь содрогнется,
но дальше идет.
1985
* * *
«А рядом, за оградой – темный сад…»
А рядом, за оградой – темный сад,
и в строгой зелени старинных кленов
мерцает горстка снега, лента дыма —
там деревце в наряде голубом.
И век за веком длится разговор,
высокий и печальный, век за веком:
вершин невольный стон – цветенья лепет,
все об одном, все об одном, одном,
падением стволов не нарушаем.
1982
* * *
«А в далеком Петрограде…»
Я пришла к поэту в гости…
А в далеком Петрограде
Солнце камни прогревает —
Стены тают, можно видеть:
Двое молча говорят.
Так сидят в дыму холодном,
Над последними дровами,
Как на облаке святые,
Как рисунок на стекле.
И следят, как стены тают,
И пытаются увидеть —
Как мы ходим за дровами
И как молча говорим…
Мы их редко замечаем,
И тогда стоим в смущенье —
Будто сами виноваты,
Будто ходим по земле.
1985
НОЧНОЙ ПОЕЗД
Как ночью яблоня цветет
в пустом саду пристанционном!
Вплотную к окнам отчужденным,
дрожа, созвездье поднесет…
Деревьям жутко в темноте
следить, как мимо мчится поезд.
В уютной, душной тесноте –
стыдится их больная совесть,
как будто бы вагон храним
не электрическим лишь светом,
а покровительством иным,
где сны дурные под запретом.
1982
ОТТЕПЕЛЬ
Арсению Тарковскому
Вороны просыпались по одной.
Их вещие простуженные крики
(Сквозняк веков!) – мой верный камертон,
Еще до пробужденья, до рожденья.
Потом я видела: стоит рассует
За шторами, держа их, как кулисы,
И в каплях электрического света
Неведомые движутся фигуры…
А оттепель, едва в мое окно
Два раза стукнув, уж идет к другому:
— Не спи, не бойся, снова будет дождь,
Еще до снега ты сойдешь на землю.
1980
* * *
«Что за голос у Вас! Такого…»
Александру Ревичу
Что за голос у Вас! Такого
Я не слышала никогда.
Тридцать лет до Вашего слова
Застывала моя вода.
Нет, неправда: потоки плыли,
Сквозь рожденье, сквозь жизнь во сне,
Но – нежнейший, но – Ангел боли
Наяву не являлся мне…
Только это – земные забавы,
Боль и смерть. А настанет срок —
По ту сторону переправы,
Перейдя болевой порог…
……………………………………………
……………………………………………
1995
МАРТ
Чумазые автобусы несутся
по лужам, напрямик,
и воздух больше
не жжется, если даже ртом дышать…
Все это – март. Он самый странный месяц:
зима, как прежде, над душой стоит,
но, кажется, нам больше не опасна
(и на термометре ей – ноль вниманья!),
и те, кто выжил под ее крылом,
чуть погодя
о ней уже не вспомнят…
1984
* * *
«Всего-то – потерял весло…»
Всего-то – потерял весло
Рыбак на выцветшей шкатулке,
А воздух – снегом унесло,
Декабрь запутал переулки…
Но – в тот январский день и час,
Когда взломался лед небесный,
И небо хлынуло на нас —
Метанья столь же бесполезны.
1987
* * *
«Прекрасен русский календарь…»
Прекрасен русский календарь,
Жить по такому – вот везенье! —
Чем жизнь по сердцу ни ударь,
В конце недели – воскресенье…
1987
* * *
«О Господи, когда ж я доучу…»
О Господи, когда ж я доучу
Те правила, что заданы с пеленок!
От боли – замираю и молчу,
От радости – дурею, как ребенок,
И не владею правильным ответом
Ни в коей мере, никогда. Я вас
Без слез целую, коль неровен час,
А часом легче – праздным силуэтом
Темнею на родимом берегу
И ничего поделать не могу…
1985
* * *
«Все, что есть моего у меня…»
Все, что есть моего у меня —
Страдальческий голос Шопена,
Да сирени свинцовая пена,
Да озноб драгоценного дня,
Непреклонные лики родных,
Да ребенка эскизные лица,
Да зависшая в памяти птица,
Да безумье прозрений твоих.
И когда мановеньем крыла
На земле меня больше не станет –
На земле меня меньше не станет,
Чем когда и жила, и была.
1986
* * *
«На бабкиной машине платье шью…»
На бабкиной машине платье шью
Для дочки (вдруг надумает родиться?),
И чувствую: опять смешалось время,
Шумит в ушах, и пыль течет со стен,
И день, как фотокарточка, желтеет.
И девочка играет на полу,
И на меня не смотрит, и бормочет
Слова, когда-то сказанные мною.
И лишь затем похожа на меня,
Чтоб дать задаче новое решенье.
Но – и на ней столетий желтизна…
И жутко, и нельзя спугнуть виденье,
Сознанье правды силы придает.
Так в старых сказках заживляет раны
Немыслимая – мертвая! – вода…
…Но вслед за ней является – живая!
И Зингерова швейная машинка,
В блестящей сбруе черная лошадка, —
Кивает на скаку и катит блики
По комнате, и колесом стучит…
Зловещей никогда и не бывала,
И времени она не знает вовсе:
Живет, когда работает, и только —
Ее купили, чтобы платья шить.
И, снова руку женскую почуяв,
Она в восторге, что пришла хозяйка.
…А что сменилась пятая хозяйка,
Она в упор не видит. И – права.
1984
* * *
«Играю – за себя и за судьбу…»
Играю – за себя и за судьбу.
Веселая профессия актера
Начертит призрачную городьбу, –
Да не уйти из этого узора.
Неужто гримом я себя спасу
От ветерка, ползущего вглубь сцены,
От Времени, что грезит на весу
И на билеты взвинчивает цены?
1986
НОЧНАЯ РАБОТА
– Беру большой зубчатый лист с тугим пурпурным стеблем, – пусть в моей тетради останется хоть память…
Бунин
Ты борешься со смертью всякий раз,
Когда берешься из листа бумаги
Кроить живые листья…
Краткий день,
Всю ночь себе продленье добывая,
Угомонится все-таки
к рассвету,
В классический час казней.
Твой век – дольше.
И новый день ты встретишь, как вчерашний,
Привычно выкликая имя смерти:
— Живу…
люблю…
дышу…
иду на Вы…
1984
* * *
«О, золотые купола…»
О, золотые купола,
О, неба ясное дыханье!
Играет солнечная мгла
На терпеливом белом камне.
О, золотые купола…
Слепящий свет родного неба,
Где высота надежней хлеба
И бесполезна кабала:
Плывут по небу купола,
Качая птиц над головами,
А под рукой – белы поля,
Полны озимыми словами…
1986
* * *
«Станционные кусты…»
Станционные кусты,
дочерна промокшие!
Листья были золоты,
словно искры Божии…
Изнутри – давно пусты,
дочерна сгоревшие,
стынут голые кусты,
душу мне согревшие…
1983
* * *
«Я не завишу от времени года…»
Я не завишу от времени года.
Где-то за городом, как за окном,
Мчится по внешнему кругу природа,
Спектры вращая в свеченьи одном.
Разве судьбе до того, что промокла
Пыль под неистовым белым дождем?
Переглянувшись сквозь твердые стекла,
Снова замкнемся на круге своем.
1986
* * *
«Меня проводят до могилы…»
Меня проводят до могилы
Младенческие «почему».
Судьба не учит ничему,
А лишь испытывает силы…
1980-84
ПРОГУЛКА
Сейчас здесь будет дождь.
Какие-то деревья
И я – следим, чтоб платья
у нас не унесло:
На дамбе чьи-то листья ветер крутит,
А в небе что творится! –
косматые драконы,
Переплетясь телами, гонят свет —
То яркой полосой,
а то – волной чернильной.
Весь парк отсюда виден – там темно,
И кое-где березы,
как молнии, сверкают —
И все это удвоено в пруду…
По дамбе
Испуганно бежит пустой троллейбус,
искря и подвывая.
Проклятая привычка растворяться
В любой картине!
Я почти у дома,
Но я не помню, что такое дом,
И я не знаю как
укрыться нам от ветра,
и сохранить листву,
и в пруд не улететь…
1979
ВТОРАЯ СКРИПКА
1.
Кто помнит баховский оркестр,
не проклянет свое рожденье
и горя непосильный крест,
того спасет лучей скольженье
по пультам, клавишам, смычкам,
снежок спектральный из фрамуги,
настройки бестолковый гам
и чудо возведенной фуги.
Полифонический кристалл,
раствором солнца наполняясь,
растет и раздвигает зал,
случайного познанья завязь:
где мир замешен на крови,
там кровь моя не в укоризну…
Кто был кузнечиком в траве,
пренебрегать не станет жизнью.
2
Гармония уходит из-под ног:
Секундаккорд – секунду и продлится,
Уклончив, как плывун.
…А кто бы мог
Предположить, что память-баловница
По нитке вверх – за небо – уведет,
Как ангел у Чюрлениса, но – круче,
Как будто ей известен тот полет,
Где только тьма да свет из всех созвучий…
1985
* * *
«Ноябрьский пригород боится снега…»
Ноябрьский пригород боится снега,
Как будто снег – не дар земле, а саван,
Как будто что-то минет навсегда.
Но отойдет ручьями заморозка —
И снова хлынет боль
Во всем сиянье,
И зеркала развесит по деревьям,
И не отпустит впредь.
До ноября.
1984
* * *
«А если это – пир…»
А если это – пир,
Велик же стол меж нами!
Украдены края его
Туманом и дымами.
А голос мой так глух —
Его ли ты услышишь…
Лишь чаша круговая
Коснется губ моих.
1979
* * *
«Бабье лето: блеск и нищета…»
Бабье лето: блеск и нищета,
Отданы плоды на растерзанье
Букве летописного сказанья,
Духу погорелого листа.
В золотой пыли, лепясь к пролетам,
Будущее серебро сквозит,
Длится под открытым переплетом
Бытия несовершенный вид…
1988
* * *
«Все берется с потолка…»
Все берется с потолка.
А потолки бывают разной высоты…
* * *
«К чему наши страхи и споры…»
К чему наши страхи и споры,
Заманчивые гаданья
О Вечности! Это – просто
Древний седой китаец,
Читающий справа налево.
* * *
«Возникновение рифмы…»
Возникновение рифмы:
Слово,
Брошенное в тишину,
Тает,
Обнаруживая иные
Очертания
Себя…
* * *
«Звонница-ель…»
Звонница-ель…
Из слухов
Мягкими толчками
Выкатываются залпы тишины
И рушатся
На темно-белый снег.
МЕЛИХОВО
Что ж – яблони? Великая краса:
неряшливые серенькие листья!
…Но ветер по верхушкам прошумит —
и столько сил у дачника воскреснет,
как будто книгу памяти раскрыл.
1985
* * *
«Нет, реальность не проста…»
Нет, реальность не проста,
и границы сказки зыбки,
Коль с жар-птицына хвоста
золотые каплют рыбки!
1980
* * *
«Отсыревшую дверь распахнешь…»
Отсыревшую дверь распахнешь –
Ветер бъет по еловым лапам.
Нет конца предпоследним каплям,
Начинается новый дождь.
1983
* * *
«В каждом доме…»
В каждом доме —
Родное
Лицо телевизора.
И – множество других
Родных лиц:
Двери,
Лампы,
Окна,
Под окнами – деревья…
Зачем люди
Прикидываются чужими?
1990
* * *
«Не плачь…»
Не плачь,
Все хуже, чем кажется…
* * *
«Я сказала: «Время тут ни при чем»…»
Я сказала: «Время тут ни при чем», —
И они решили,
Что я его отталкиваю.
А я —
Его защищаю!
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
I
— Почему фотографии
Похожи, но мертвы,
А портреты —
Живы, но непохожи?
Почему нельзя
Вернуться в память
И узнать,
Как все было
«На самом деле»?..
— Потому что в памяти
Остается только
Главное…
То есть то,
Чего не было
«На самом деле».
II
Для чего
Все-таки
Нужна
Эта свобода?..
— Да только для одного:
Чтобы каждый нашел несвободу
По душе и по росту…
1990
* * *
«Такие хорошие люди…»
Такие хорошие люди,
Так друг друга любим,
И так поступаем друг с другом —
Убить нас мало…
Потому и живем.
* * *
«Я скажу…»
Я скажу:
— Сестра моя Ассоль…
Меня оборвут:
— Ваш отец
был сумасшедшим!
* * *
«Просыпаясь, застала обрывок…»
Просыпаясь, застала обрывок
Уползающего стихотворения:
«В те поры он был свеж, как редька».
А в другой раз – о руке:
«И осталась она невоздетой…»
1986
* * *
«Из верлибров жизненной прозы…»
Из верлибров жизненной прозы:
В клаустрофобии вокзала,
В Гольфстриме запахов буфета,
В броуновской толкотне
Кружилась вальсирующая пара.
Не помню,
В бальном ли наряде,
Скорее всего – в спецодежде,
Не помню,
Летела ли по кругу,
Скорее, топталась на месте,
Но была,
Это помню.
Хотя голову на отсечение,
Пожалуй, не дам…
1986
* * *
«С каждым днем все гуще и глуше…»
…но тебе я в этом признаюсь.
С каждым днем все гуще и глуше
Зарастают мои деревья,
Неприкаянными ветвями
Оплетают окна и двери.
Ненаписанные стихи —
Фантастические созданья,
Никогда о конце и начале
Не слыхали. Задену строчку —
Вмиг опутана вся поэмой,
А сама не сильнее буквы.
Так когда-нибудь станет ветвиться
Куст моей посмертной сирени:
Сломишь ветку – зажгутся две.
Но пока мы здесь – календарь
Мечет под ноги слитки света…
Не хотелось бы мне остаться
Хоть с единой хрустальной каплей,
Замкнутой в руке неживой…
Ты посмейся хоть надо мной!
1985
В ДЕТСТВЕ
Кузнечиков сплошное верещанье
дрожит в столпах небесного огня,
а дом сиренью ледяной охвачен…
Трава, еще живая, пахнет сеном,
и тленом – деревянные перила.
А мне знакома здесь любая тропка,
я даже среди роз – персона грата,
я всем сочувствую, всем помогаю…
Я здесь живу недавно. Мной судьба
пока еще не занялась вплотную.
В ДЕТСТВЕ II
Желтый мрак вечерних комнат:
Свет под лампою дрожит,
Снег за стеклами кружит —
Что еще душа припомнит?
Край обоев отстает,
Кто-то там зашевелился,
Свет от лампы отделился
И по комнате плывет.
Короля усталый голос
Все заране объяснит.
Веер радуг – от ресниц…
За роялем успокоюсь.
—-
Зимний свет боготворя,
В темные углы коситься
И достоинству учиться
У рояля-короля.
1985
* * *
«…И вдруг я с ужасом осознаю…»
…И вдруг я с ужасом осознаю,
Что я права в своей смешной обиде,
Что я – кощунство! – быть могу права…
Что жизнь моя – не баловство, не глупость,
Хоть, может быть, и ересь, – но не прихоть,
И за нее нельзя просить прощенья
И обещать исправиться в другой раз…
1986
* * *
«Меня как таковой на свете нет…»
Меня как таковой на свете нет:
Я только слух,
Я просто пианистка
И следую за логикой момента
Как за Рахманиновым и Шопеном.
…Вот листья так маячат за окном,
Что логика велит мне оставаться
И следовать за каждым вашим жестом,
До скорого конца, по каждым нотам,
Под ваши дудки…
Но ребенку ясно,
Что в разных окнах разный окоем —
Так что же вы ревнуете меня,
Когда, войдя в живые ваши лица,
Вне вас я не живу?
Мне так дано
(Пусть не бессрочное) мое бессмертье,
И так, в престранный круг соединяясь,
Мы жили бы и жили. Я лучом
Скользила бы по вашим милым лицам —
А вы по очереди б улыбались…
Так что же вы ревнуете меня…
1982
* * *
«Нет у поэзии – слов для обмана…»
Нет у поэзии – слов для обмана.
Нет у реальности – снов для поэзии.
…Но втихомолку колдует гортензия, сумерек чары вдувая в шары…
1979