ИНОХОДЕЦ
Памяти Владимира Корнилова
Был у меня друг.
Нету таких в округе.
Я не сразу, не вдруг
друга узнала в друге.
Что душой одинок, –
все друзья перемёрли, –
что соленый комок
у насмешника в горле,
что без матери рос
и, во всем независим,
подпадет под гипноз
женских строчек и писем,
что живая вода –
чувство сестринства–братства,
мне открылось, когда
начинало смеркаться…
Не Урбанский, но с тем
было внешнее сходство:
не удержишь в узде
нервного иноходца.
Иноходью среди
чинных, как на параде,
шел. А ему: «Гляди,
вышколим тя, дядя!»
Школили. Били в лоб,
и по глазам, и в темя,
не выделялся чтоб,
в ногу чтоб шел со всеми.
Тошно от холуев,
им бы заняться случкой…
За него Гумилев,
и Есенин, и Слуцкий.
Честь родимой земли –
личное его дело.
С двух концов подожгли –
так в нем совесть горела…
Что дожало его,
я не знаю: «имейлы»,
по само Рождество,
путались и немели.
В боль свою заточён…
Ни малейшей надежды…
«Говорить с ним о чём?»
Обо всем, как и прежде…
Лишь восьмого числа
дух из темницы вышел.
Запоздала хвала.
Думаю, он не слышал
траурных передач,
что звенели в эфире.
Сдавленный женский плач
всё же созвучней лире.
Январь 2002
* * *