«Что не возьмётся внешней бездной…»
Что не возьмётся внешней бездной,
загинет в самом дорогом…
Ворчливый быт и жук древесный
родной подтачивают дом.
Идёт фатальная работа,
а слышно – тикают часы.
Секут, ускоренного хода,
снуют подспудные резцы.
О, эта мелочь не витает
среди высоких эмпирей –
всё, что помягче, выедает,
и чем дороже, тем скорей.
И что в твоём блистало доме,
уже не стоит ни гроша,
и ноздревата на разломе
теперь, наверное, душа.
И отслужи хоть сто обеден
по обескрылевшей по ней,
её приют снутри изъеден,
и ей любить ещё больней.
И что он, этот воздух синий,
когда-то сам втекавший в грудь,
что он без дома, и России,
и без умения вздохнуть!
* * *